текст, продолжение (4)

(Продолжение, часть 4)

Сначала – немного статистики.
Если условно, в альбом, ставший итогом многолетней работы фотожурналиста, собрано, скажем, сто (для простоты дальнейших подсчётов) различных фотографий, отобранных вдумчиво, требовательно, придирчиво, после многих раздумий и споров и если каждая из этих фотографий сделана с помощью современной фотографической техники со средней скоростью затвора в 1/100 секунды, то это, строго говоря, означает, что вся жизнь, которую автору снимков удалось за много лет отразить в своих наиболее выразительных фотографических зарисовках, имеет общую продолжительность в … одну (!) секунду.

Эти подсчёты я делаю не эффектного парадокса ради, а для того лишь, чтобы подчеркнуть не всегда до конца осознаваемую нами специфику фотожурналистского труда. Да, одна секунда жизни может, оказывается, вобрать в себя множество самых разнообразных событий и состояний, героическое и банальное, радостное и полное драматизма. Труд и любовь, размышление о прожитом и взгляд в будущее, обезоруживающая улыбка и нешуточный гнев, воспоминания и мечта, всплеск творческой энергии и кульминация спортивной борьбы находят себе, как электроны в атомной структуре, простор и время в той кратчайшей доле секунды, что отпущена фотожурналисту для того, чтобы уловить, понять и зафиксировать эту чужую ещё минуту назад совсем незнакомую жизнь. И зафиксировать по возможности не протокольно, не формально, а проникая в самую суть этой жизни, открывшейся взору и объективу – (говорить приходится и о том, и о другом, ибо, случается, объектив был наготове, а взору ничегошеньки не открылось).

Доля секунды! Поистине, ювелирная работа. А выражаясь языком современным, схожая с волнениями физика-ядерщика, наблюдающего частицу, срок жизни которой не соизмерим даже с мгновением ока. Но ради этой немыслимой скоротечности, ради этой частицы, материальное существование которой практически можно только вычислить, сооружаются гиганты современной научно-технической мысли, сверхмашины ХХ столетия – синхрофазотроны. Фотограф вооружён – при всём совершенстве современной фототехники – куда скромнее, но его возможности выявить в эту ничтожную долю секунды характер человека и сокровенный смысл события достаточно велики. И об этом наглядно свидетельствуют многие фотографические работы советских мастеров и снимки Валерия Генде-Роте в частности.

На этом развороте (в книге стр. 113 – прим. Т. Г.-Р.) представлено несколько фотографий, сделанных автором главным образом в пятидесятых годах. Многие из них премированы на различных Международных выставках. В том числе самая первая из отмеченных наградами работ Генде-Роте: «Зима» («Галки на Москве-реке»). Я обращаю ваше внимание на снимок не только по этому поводу. Но и потому, что такой неброский в ряду других, он привлёк к себе интерес и симпатии авторитетного жюри. Привлёк тонкой световой гаммой, абсолютной естественностью, даже будничностью, и, в то же время, подлинной поэтичностью.

Бегло перелистывая альбом, вы, надо полагать, скользите взглядом по некоторым снимкам, не удостоив их более глубокого внимания. Но не торопитесь. Зачислив их в разряд «неинтересных», вы рискуете упустить немало занимательного и, в конечном счёте, поучительного. Вернитесь к предыдущим страницам. Во многих, на первый взгляд, не очень ярких, даже невзрачных, ничем как будто не привлекающих фотографиях вы обнаружите и правду жизни, и жизнь духа.

Однажды Станислав Кондрашёв, прекрасный журналист-международник, рассказал, как привычный судорожный темп журналистской жизни во время кратковременной командировки в незнакомую страну – быстрее, ещё быстрее, от собеседника к собеседнику, туда и сюда, с утра до вечера, максимум впечатлений на единицу времени, ничего не упустить, ничего не пропустить – как это беличье колесо внезапно, в силу неких случайных обстоятельств, остановилось, и наблюдаемая жизнь предстала в её нормальном, обычном темпе. И это была уже другая, неожиданная, незамечаемая в постоянной журналистской спешке жизнь. Не пресс-конференции с перестрелками «вопрос-ответ», не брифинги или молниеносные интервью, таинственные кулуары международных конференций или лихорадка биржевой игры, не суета встреч на раутах и коктейлях, не погоня за неуловимым «мешком новостей», а реальная повседневная жизнь людей этой страны, жизнь народа в её неторопливости, исполненной глубокого смысла и величия. Жизнь, отражающая дух народа, его особенные чёрточки, его судьбу.

Вечное противоречие журналистского существования. Стремление всюду поспеть, всех опередить и безвозвратно теряемое в этом вечном кружении целостное, несуетное восприятие жизни. Счастлив тот, кто умеет не только «остановить мгновение», но и сам остановиться, поразмыслить, вглядеться пристальнее, глубже в лица людей, окружающих его, населяющих этот мир. И тогда ему откроется многое скрытое до того от взора, глубинное, сокровенное.
Генде-Роте умеет это.

Такие смены ритма крайне необходимы фотожурналисту, ибо пресловутая специфика редакционной жизни с её постоянными сиюминутными потребностями, с дамокловым мечом «последнего срока», когда ещё можно успеть сдать снимок в номер, эта специфика неминуемо рождает некий автоматизм и в решении конкретной фотографической задачи. Не размышление и поиск обязательной новизны, а набор привычных и доступных штампов становится в этих условиях властным императивом поступков и действий фоторепортёра.
В разрешении этого противоречия, в умении противостоять нивелирующему влиянию повторений, неизбежных в фотожурналистской практике, соблазну стереотипов, примелькавшихся, но зато «надёжных», «проходных» и выявляется степень подлинной творческой «устойчивости» фоторепортёра, его запас прочности, его потенциал. Сила этого влияния всегда достаточно велика, но противостоять ему можно и необходимо.

Выбор. Выбор образной идеи снимка. Предварительный, задолго до выезда на съёмку поиск изобразительного решения заданной темы. Мысленный отбор оптимального или просто наиболее подходящего, как представляется, варианта композиции кадра… Эти и многие другие предположения фоторепортёр перебирает в уме, как ищет нужный вариант компьютер, напрягая свою электронную память.
Эта предварительная, незаметная (невидимые миру слёзы) постороннему взору работа необходима вдвойне, когда ты стремишься к созданию снимка, способного стать снимком-плакатом, снимком-символом. Надо ли говорить, как велика бывает действенная, убеждающая выразительность такого фотографического плаката, где не монтаж с помощью ножниц и клея, не режиссура с её почти неизбежными издержками – неестественностью, театральностью изображения, а яркий и достоверный образ живой реальности оказывается средоточием боевой, политически активной мысли.

Не надо думать, что Валерий Генде-Роте имеет особую склонность к снимкам-плакатам. Куда с большим основанием можно говорить о его приверженности бытовым аспектам в фотоискусстве, жанровым репортажным сценкам-эпизодам, из которых, собственно, и складывается повседневная жизнь людей в городах и сёлах, жизнь народа. И ещё об одном его пристрастии следует сказать при этом – съёмке интересных, чаще всего знаменитых людей из числа деятелей науки и искусства.
Это две главные тематически-жанровые ветви в фотожурналистской практике Генде-Роте. Ветви плодоносящие: именно здесь чаще всего его «подстерегают» настоящие фотографические удачи.

Но вот перед нами, на левой стороне разворота, вспархивают с руки человека белые голуби. Свет блицев при пасмурной погоде предельно резко отделяет стихию неба от стихии движения, полёта, жизни: чёрный свод разрезан по двум диагоналям крыльями белоснежных птиц, устремившихся вверх в мощном броске. Динамичный, полный экспрессии кадр становится символом, эмблемой, – кажется, это те самые голуби, с которых Пабло Пикассо рисовал свою знаменитую «Голубку», и ещё кажется, что буквально слышишь хлопанье крыльев, что надо закинуть голову, чтобы не упустить из виду взмывающих к солнцу голубей. Сильный, предельно выразительный кадр.
И подчеркну ещё раз – кадр, строго говоря, не свойственный по своей стилистике творчеству Генде-Роте. В чём же разгадка? В дисциплине труда! Это важнейшее и необходимейшее качество для фотожурналиста. Уметь выполнить задание (не важно – редакция дала тему, или сам поставил себе задачу) во что бы то ни стало и выполнить не «на авось», не как-нибудь, а с полной отдачей. Дисциплина и культура труда – важнейшее дополнение к таланту и призванию.

Способствует ли это техническое изобилие, это оптико-механико-электронное чудодейство развитию творческого начала фотографии? Вряд ли. Говоря точнее, вряд ли само по себе развитие техники обеспечивает достижение творческих, художественных, эстетических высот. Мне всегда казалось, что увлечение использованием автоматики в фотографировании было уступкой человеческой лени, а не способом решения каких-то особых творческих задач. Равно, как и масштаб или характер темы, а также выбор жанра сами по себе не обуславливают гарантированного успеха.
Характер снимков, представленных в этом альбоме, их фотографический облик не возбуждают ажиотажных вопросов о технике съёмки, о каких-то особых эффектах или лабораторных ухищрениях. Не внешние характеристики, а внутренняя жизнь кадра вызывает здесь преимущественный интерес, и это свидетельствует о подлинной содержательности творчества, отражающего жизнь.

Вместе с тем вы можете встретить в альбоме некоторое количество снимков, не претендующих ни на масштабность темы, ни на психологическую углублённость. «Фотоэтюд», «Кривые зеркала», «Платная стоянка» – эти снимки никак не могут быть отнесены к главному руслу фотографического искусства вообще и творчества данного автора в частности. Но также, как невозможна река без ручейков-притоков, фотография «большая», социально и психологически значимая фотопублицистика не достигли бы тех высот совершенства, если бы не было фотографии «малой», если бы фотожурналист, фотохудожник не оттачивал определённых граней мастерства на сюжетах простейших, не учился на малоэффектном, малозаметном тренировать свою наблюдательность, способность к ассоциативному мышлению, столь необходимому каждой творческой личности. Можно было бы без большой натяжки провести параллель с искусством живописи, где наряду с большой тематической жанровой картиной, с психологическим портретом сосуществуют и этюд, и натюрморт.

Во всех частях-разделах этого альбома обильно и разнообразно представлен портрет – и в строгом, классическом смысле слова, и в виде жанрового снимка, где доминирует образ-характеристика того или иного персонажа. Здесь у автора много настоящих удач, – таких, например, как портрет П.Л. Капицы (в кресле); во всяком случае становится очевидным, что портретов «нейтральных», внешне «объективистских», в которых не появилось бы отношение к портретируемому, в альбоме нет.
В. Генде-Роте – и это можно прочесть в самих снимках – боготворит старейшину советских симфонических дирижёров Евгения Мравинского и чуточку побаивается его, он очень дорожит своим знакомством с академиком Петром Леонидовичем Капицей и всей его семьёй, он любуется увлечённостью писателя-фантаста Ивана Ефремова, изяществом и естественностью Софии Лорен, он жалеет богомольных старушек в Троице-Сергиевской лавре в Загорске, хотя исподволь и разоблачает некоторые их малопривлекательные чёрточки.

Смею утверждать, это неравнодушное, глубокое отношение является одним из важнейших компонентов, существеннейших факторов фотографического творчества Генде-Роте, определяющих как сильные (в большинстве случаев), так и слабые (иногда) стороны его снимков. Это нуждается в пояснении. Случается, увлечённость – черта ценная сама по себе, невольно заставляет автора «приукрасить» объект съёмки, и тогда в снимок проникает некоторая слащавость, ненужная, отвлекающая красивость. Порадуемся тому, что это лишь эпизоды. В большинстве своём портреты, помещённые в альбом, это образный, концентрированный рассказ о человеке – его характере, его биографии, его нравственном облике.
Григорий Оганов. 1979/1980